Чудное мгновенье… презентация

и литературы
гимназии № 271 г. Санкт-Петербурга
Алексеевой Натальей Игоревной

«в далекий северный уезд». «И был печален мой приезд», — писал он потом в черновике «Евгения Онегина». В Михайловском его ждала вся семья: отец, мать, брат, сестра.
Но радость встречи была недолгой: родители, испуганные опалой сына, приняли его без лишних восторгов; а отец даже дал согласие осуществлять официальный надзор за поведением сына и его перепиской. Все это привело к ссоре. Вскоре из Михайловского уехали родные, и Пушкин остался один в пустом доме, в глуши псковских лесов. С ним была только его старая няня Арина Родионовна, которая заботилась о нем как умела, и он отвечал ей такой же привязанностью.

чувствовал себя неуютно и подавленно, но постепенно деревня «пришлась как-то по сердцу» поэту. Пушкин пишет брату: «Знаешь мои занятия? До обеда пишу «Записки», обедаю поздно; после обеда езжу верхом, вечером слушаю сказки — и вознаграждаю тем недостатки проклятого своего воспитания. Что за прелесть эти сказки! Каждая есть поэма!»
Со временем все более тесными становятся отношения Пушкина со своими ближайшими соседями, обитателями Тригорского — Прасковьей Александровной Осиповой, ее пятью дочерьми и сыном Алексеем Николаевичем Вульфом, студентом университета, приехавшим на каникулы. В Тригорском была большая содержательная библиотека, сюда приходили газеты и журналы, звучала музыка, собиралась молодежь.

Арина Родионовна осталась у Пушкиных; вынянчила у них всех троих детей. Пушкин называл ее «мамушкой», относился к ней с теплотой и заботливостью. В годы ссылки поэта в Михайловское Пушкин особенно сблизился с няней, с удовольствием слушал ее сказки, записывал с ее слов народные песни. Сюжеты и мотивы услышанного он использовал в творчестве. По признанию поэта, Арина Родионовна была «оригиналом няни Татьяны» из «Евгения Онегина». В стихотворении 1835 года «Вновь я посетил...» Пушкин с благодарностью вспоминает свою любимую няню, а в черновой рукописи этого стихотворения мы находим такие проникновенные строки:

.

давно ты ждешь меня.
Ты под окном своей светлицы
Горюешь, будто на часах,
И медлят поминутно спицы
В твоих наморщенных руках.
Глядишь в забытые вороты
На черный отдалённый путь;
Тоска, предчувствия, заботы
Теснят твою всечасно грудь.
То чудится тебе…

Пушкина Осиповых - Вульф. Пушкин бывал в Тригорском с 1817 г. (особенно часто - во время ссылки в Михайловском в 1824 - 26); Тригорскому посвящено его стихотворение "Простите, верные дубравы!". В 1962 дом Осиповых - Вульф восстановлен как Дом-музей с литературной экспозицией и мемориальный комнатами. Сохранился парк (2 - я пол. 18 в.), на территории которого - "скамья Онегина", банька, "зелёная танцевальная зала", "солнечные часы", "дуб уединённый", липовая аллея, верх, и нижнем пруды.

своих общих знакомых. Потом Пушкину рассказывали, что она очень любезно о нем отзывалась, а особенно хвалила его стихи. Он заинтригован. Он пишет одному своему другу, очень близко знакомому с Керн: «Объясни мне, милый, что такое А.П.Керн, которая написала много нежностей обо мне своей кузине? Говорят, она премиленькая вещь – но славны Лубны за горами». Следующая встреча поэта с Анной Петровной произошла лишь через несколько лет, в усадьбе Тригорское, куда Керн приехала отдохнуть к своим родственникам. Керн произвела на него неизгладимое впечатление. Как он написал в письме, «недавно посетила наш край одна прелесть, которая небесно поет».

Анна Петровна Керн

другой день я должна была уехать в Ригу вместе с сестрою Анной Вульф. Он пришел утром и на прощанье принес мне экземпляр 2-й главы «Онегина» в неразрезанных листках, между которых я нашла вчетверо сложенный почтовый лист бумаги со стихами. Когда я сбиралась спрятать в шкатулку поэтический подарок, он долго на меня смотрел, потом судорожно выхватил и не хотел возвращать; насилу выпросила я их опять; что у него промелькнуло тогда в голове, не знаю. Стихи эти я сообщила тогда барону Дельвигу, который их поместил в своих «Северных цветах». Михаил Иванович Глинка сделал на них прекрасную музыку».

без вдохновенья,
Без слез, без жизни, без любви.
Душе настало пробужденье:
И вот опять явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
И сердце бьется в упоенье,
И для него воскресли вновь
И божество, и вдохновенье,
И жизнь, и слезы, и любовь.
1825 г.

Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
В томленьях грусти безнадежной
В тревогах шумной суеты,
Звучал мне долго голос нежный
И снились милые черты.
Шли годы. Бурь порыв мятежный
Рассеял прежние мечты,
И я забыл твой голос нежный,
Твой небесные черты.

К ***

(завершает любовь)



Небесные черты – милые черты (возвышенное, идеальное, земное)

любовь. Каждая строфа — этап внутренней эволюции героя, и все стихотворение в целом — история о том, как любовь врачует душу человека.
Первая строфа стихотворения рисует рождение любви, которое сопоставимо с божественным откровением, ослепительным светом в темноте, внезапно вспыхнувшим перед глазами и преобразившим и душу человека, и все вокруг:
Я помню чудное мгновенье: Передо мной явилась ты, Как мимолетное виденье. Как гений чистой красоты.
В этом «ты» есть ощущение теплой, восторженной близости к той, явление которой подобно чуду.
Это чудо длилось одно «мгновенье» — и вот его уже нет — оно мимолетно. Однако эта мысль лишена у Пушкина трагизма, упор сделан на радости от существования чуда. Выражение Жуковского «гений чистой красоты», ставшее у Пушкина сравнением, означает «дух чистой красоты». Он и явился в образе прелестной женщины.
Чудо того далекого «мгновенья» мощно повлияло на человека. Уже не видя эту женщину, он «долго» помнил о ней. В памяти остался «голос нежный», и «снились милые черты». Сон как продолжение «виденья» — вот та форма, в которой предстает желанный образ.
И вот кажется, что «годы», «бурь порыв мятежный» разрушили «прежние мечты». Наступило забвение. Удивительно, но этот период забвения, эта жизнь «во мраке заточенья», жизнь «без жизни», эти «тихо» тянувшиеся дни не отвергаются, не проклинаются Пушкиным.
Возможно, самый интересный фрагмент стихотворения — это осознание причин перерождения героя.
Душе человека настало время пробудиться. В этом состоянии человек обрел возможность видеть красоту. Для его сердца «воскресли» не только «и жизнь, и слезы, и любовь», но и «божество и вдохновенье».

биографических разворотах этой судьбы, об извечной светотени бытия, о природных основах искусства? О том, о другом и о третьем, и, быть может, еще о чем-то, чему и название трудно сыскать. <...> Наконец, это стихотворение о любви, но о любви, воспринятой в свете абсолюта: недаром в пушкинском перечне высших ценностей она оказывается в соседстве с «божеством», «вдохновеньем» и самой жизнью. Оно о любви как универсальной силе, преображающей жизнь».
В. Л. Грехнев. Мир пушкинской лирики. 1994

страданием и делает жизнь человека причастной высокому смыслу. Любовь освещает жизнь, наполняет ее новым светом, делает осмысленной — таково движение лирического сюжета стихотворения. Не мимолетной встречей вызван этот прилив жизненных сил. Пробуждение души открыло Пушкину возможность упоения творчеством, вдохновенье, а вместе с тем - упоение жизнью и любовь, венчающую эту полноту жизнеощущения. Пробужденная душа раскрылась и для творчества, и для слез, и для любви. Любовь, «замыкая» перечисление того, что заставляет душу поэта «пробудиться», как бы увенчивает все, из чего состоит жизнь. Любовь — символ духовного возрождения.

Пушкину,
который ввозили в Москву.

Из старинной энциклопедии

У них завязались дружеские отношения, сохранившиеся до самой смерти Глинки. Весною 1839 года Глинка влюбился в дочь А. П. Керн – Екатерину Ермолаевну. Они намеревались пожениться, но этого не произошло. Именно ей и посвятил Глинка романс на стихи А.С. Пушкина.
Вслушайтесь в звучание романса: он начинается с рассказа о былом – герой вспоминает явление ему дивного образа; музыка фортепианного вступления звучит в высоком регистре, тихо, светло, словно мираж… В третьем куплете (3 строфа стихотворения) Глинка замечательно передает в музыке изображение «бурь порыв мятежный»: в аккомпанементе само движение становится взволнованным, аккорды звучат как учащенные удары пульса, взметающие короткие гаммаобразные пассажи, словно вспышки молнии. В музыке этот прием восходит к так называемым тиратам, в изобилии встречающихся в произведениях, изображающих борьбу, стремление, порыв. Этот бурный эпизод сменяется – в том же куплете (в той же строфе) – эпизодом, в котором тираты слышатся уже затихая, издалека («…я забыл твой голос нежный…»). Для передачи настроения «глуши» и «мрака заточенья» Глинка тоже находит замечательное по выразительности решение: аккомпанемент становится аккордовым, никаких бурных пассажей, звучание аскетично и «уныло». После этого эпизода особенно ярко и воодушевленно звучит реприза романса (возвращение первоначального музыкального материала – то самое пушкинское возрождение) – со слов: «Душе настало пробужденье». Реприза музыкальная у Глинки в точности соответствует поэтической репризе. Восторженная тема любви достигает кульминации в коде романса, каковой является последняя строфа стихотворения. Здесь она звучит страстно и возбужденно, замечательно передавая «биение сердца в упоении».