О. А. Костромина - литературных объединениях города Братска презентация

похоронят живые
в кембрийские глины, в сухой чернозем
и сложат костры огневые.
Ни тени сомнений, ни выслуги лет -
огонь и земля как награды.
И этот ребенок - плюющий вослед-
не знал ничего, кроме правды.

Дают «добро» диспетчера бортам,
идущим на Камчатку и в Анадырь.
Мне – хоть куда,
хоть к черту на рога,
наперекор советам и наветам:
по-прежнему близка и дорога
потребность уходить за вешним ветром.
Идут борта.
Движки поют о том,
что мелочь – расстояния и годы.
Я остаюсь.
Я снова за бортом,
и мой корабль от меня уходит,
и отпоет еще одна зима,
еще одна весна промчится мимо…
Поют ветра.
И я схожу с ума
по переменам, словно по любимой…

книги, ночью над которыми
свеча лепечуще горит.
Замрёт без имени, без отчества
тень великана на стене:
Земля, медвежье одиночество,
текут мурашки по спине...
Там будет снег ложиться на стены,
там ветер будет книги рвать
и глухо, как перед ненастьями,
в потёмках ставни закрывать.

спали
Никак без снотворных

На мышь серую
По-разному смотреть можно,
для кого-то это вредная животина,
Для меня природы удачная находка,
Вот к примеру моя луженая глотка
Может только петь фальшиво.
А мышка ничего зря не делает,
Нет на это лишнего времени.
У нее прочно закодировано в темени –
Что созрело, а что недозрелое.

актиний,
забывая о лицах в траве,
всхлипнет камень, подброшенный в небо,
травяной надрывается невод:
это рыб золотое вино
цедит море оскаленным дном.

заоконном.
А я уйду в лиловом свете
От предназначенной судьбы,
Пока в кубическом рассвете
Лучей расходятся столбы.
Пока живое дышит время,
И полон черноты зрачок,
И продолжается творенье -
Жужжит и кружится волчок.

к воде,
Старик седой, косматый и всклокоченный,
Играл смычком на длинной бороде.
Под музыку космических видений
Рождалась жизнь и рушились миры,
Цветы и травы, слушая, глядели
На виртуозность сказочной игры.

оригинальность — три кита, на которых держаться ему надлежит.
Графомания, конъюнктура, невежество —три силы, с которыми вести надлежит непримиримую борьбу без скидок на возраст и положение человека, занимающегося литературным трудом.

ружейное масло —
всего приложенье к винтовке —
эти дни,
эти годы
и эти стихи.
Эти черные
и никому неподвластные строки,
эти ночи —
в сомненьях,
в мученьях,
без сна -
с неба нас возвращали,
как парашютные стропы,
на привычную землю,
что нам, словно воздух, нужна.
И когда наши души
вернутся в высокое небо,
пусть тела остаются
последним подарком земле.
Разломите над нами
краюху бессмертного хлеба
и стихи прочитайте над нами,
которые наших сильней.

порою
кто-то ветку сухую ломал забывая о чем-то
а слова этой песни искали бездомное что-то ...
эта песня похожа была на молчание вместе ...
на забытую ложку плывущую по течению
...и кому-то казалось, что завтра
все будет глупее
что их общая песня
потеря их общего завтра
что слова непонятно имели в том будущем место
и сейчас исчезают
в костре
проводящем по лицам
свои слабые пальцы
да... был благодарен...
и ветер
иногда помогал
обдавать поцелуями счастья
неумелого тоже...
поющих
так просто и честно...
Впрочем... это... конечно же... старая
старая
песня...

слабая?
Ты же в ночь с головой не кинешься,
и ножом не нарежешь славы мне.
 
разгуляться бы по немеренному,
по просторам без закоулочков,
ну а ты по проспекту Левина,
как ты верила, моя дурочка!
 
Знаешь, а ведь я тебя выгоню,
как слезу самогона из браги,
назову своим древним именем
и навеки отдам бумаге.

где вход, где выход,
чтоб направить «все дороги — в Рим».
Мимо «Рима» все дороги — в вечность:,
даже если выйти через вход,
жизнью ограничен только вдох,
выдох может длиться бесконечно

за нами пароход,
По ледовито, по небу — шугою снег из-под...
Но, говорят, в Японию он сделает заход;
Надолго ли отсрочено — на годы ли, на час? —
Успеть мне, братцы, хочется задуматься про нас:
То ль мы всех объегорили, то ль шельму метит бог
Попали мы в историю, как интервал меж строк,
А, может, прямо в яблочко: ни войн, ни заварух —
Как смерзшиеся бабочки. Меж оттепелей двух...

Тридцатилетние поэты
(послесловие к братскому «Помосту»)
 
Мы сидели за братским столом,
То касаясь душой, то плечами.
Кто — от Бога поэт, кто случайно
Принял птичье перо за стило.
 
Кто-то прутья легко раздвигал
Ребер, клеток, границ и Вселенной;
Кто-то брюки берег и коленом
Кружку с чаем от края сдвигал.
 
Проповедник, бунтарь, проводник.
Сторож. Дворник. Бродяжничий посох.
Просветитель, романтик, философ.
Грузчик. Служка. Алкаш. Истопник.
 
И поэт, и поэт, и поэт! —
Кто от Бога, кто просто случайно
Не нужны никому.
За плечами
Чернокрылый витал силуэт.

–
сгинуть в солнечной топке котла...
 
Не на счастье прибита подкова.
Так хотелось хоть слово сберечь,
но от горечи лета такого
становилась тяжёлою речь.
 
Небесам нависать над лесами,
задевая вершины огнём...
И от близости неба мы сами
в этот каменный уголь уйдём.
 
 *
Снова рассвет, и не нащупает дна
сквозь лихорадок ломкий хинин
ветра весло,
видно во сне душа умерла,
мимо прозрачных равнин
сердце прошло,
 
вывернув наземь потёртую кожу зимы
и воскресив над столбами
каменный ров,
холод отдайте, который вы взяли взаймы,
и посмотрите сквозь пальцы
выше домов. 

назад
И вечно помни.
 
Андеграунд, вылазь наверх,
Там солнце светит.
Один тайм-аут, играем в смех
И детский лепет.
 
Тучи прочь, месяц дотянем
Цепями в небо мы,
Будет ночь, сегодня станем
Теми, кем не были.

мной по пятам.
 
Только я от него убегаю,
Я над собственной болью смеюсь:
Я другая, другая, другая!
Я уже ничего не боюсь!..

Ну и что ж, что я бездомна.
Ну и что ж, что это больно:
скоро попривыкну к роли
исполнительницы долга,
осквернительницы счастья
(дар – испортить всякий праздник).
Ну и что, что рвусь на части –
Свет от света. Грязь от грязи.

звезда.
Прощайте, дни весенние
и дружная компания, —
сегодня уезжаю навсегда.
 
Открытки-поздравления
по свету растекаются:
«Вы живы? Получили мой привет?»
Найдется направление,
где все пути смыкаются,
по мне туда не выпадет билет.
А жизнь по кругу мчится;
и не оставят шанса, —
дороги все длинней, а годы — злей
Мечтая возвратиться.
мы будем возвращаться
в закрытые глаза своих друзей.

опавших.
Фея - осень спешит
Наши души объять холодком.
Не пишу, не звоню,
И не числю себя в пострадавших.
И предавши огню
Нашу память -
не плачу о том.
В бесконечности снов,
Утомивших как ночь ожиданья,
Вдруг услышится зов.
И почудится мне –
это ты.
И уставшее сердце
Рванется навстречу свиданью
Будто не было лет
Зачеркнувших былые мечты.

* * *
 
Красный зонт и красные сапожки –
Это я под серый дождь ныряю.
А дома в заплаканных окошках
Равнодушно на меня взирают.
 
Никогда, ничем я не нарушу
Равновесье созданного рая.
Сквозь тебя пройду неравнодушно,
От любви и страха замирая.

травы?
Кто бы мне рассказал...
Вот я и стала рекой,
Хочешь напиться воды?
На теплом песке покой
Твои сохранит следы.
Белой звезды лучи
Ночью осветят их.
О чем же трава молчит
На берегах моих?

бордель на автобусе клятом.
Какая обида, что в этой войне
Я – прах неизвестного миру солдата.
 
Неправда, что я белоручка и хам,
Излюбленный ямб – это просто цветочки:
Я знаю как лучше, меж трупов и ям
Замаскировать пулеметные точки.
 
Не езжу к любимой я на скакуне,
Мне не по плечу ореол мушкетера,
Хоть помнится, в бедной и дальней стране
Я отдал приказ – расстрелять мародера.

Как воет кобель, обратясь к небесам, -
Я мыслю тоскливо, давно и сурово:
- Война продолжается. Выберу сам,
Когда оно будет, мое Ватерлоо.

году, было 2 раздела: стихи и нестихи. Стихи стояли на первом месте.

шорох –
Я сотни слов воспламеню, как порох,
Моя победа – не моя вина.
Я – воин,
Я кричу среди слепых,
Когда на ощупь свищут томагавки,
И страх наотмашь отворяет лавки,
И нет в крови ни грешных, ни святых:
Моя война – индейская война!
А. Вовк

освещает,
Гоня по венам киноварь.
Морское дно.
Окно в горах.
Глаза, глядящие беспечно...
Как эта пропасть бесконечна –
Так бесконечен этот страх:
Оружием в руках ребенка
В прическе матери - гребенка.
* * *
Я - строптивая иголка
в неуверенной руке.
Задувает ветер челку,
как свечу на сквозняке...
Ветерок ты мой колючий,
не упрямься, другом будь.
В уголке укромном ключик
пожалеет: добрый путь!

Анастасия Мелехина

И нисколько не любя,
не щадя обманов,
я сбежала от тебя
в край седых туманов.
В край высоких древних гор
и снегов по пояс...
Твое сердце - не костер,-
не сгорит, не бойся.
Не найдешь в мой край пути,-
не рыщи по свету.
Лучше сядь и прокрути
песенку про лето.
Твое сердце - самолет,
самолет бумажный.
А куда он попадет -
мне уже не важно.

с 2015 года

колокольни и фонари.
Будут четверостишья, как хлЕбцы на буквы крошиться,
Все равно не молчи, говори, говори, говори…
Можно жить не спеша. Просто жить, заполняя минуты
Чередой постоянных, ненужных и правильных дел.
Можно душу кромсать, избавляя от горечи смуты.
И посметь делать то, что обычно хотел и не смел…
Можно в жарком огне воспылавших эмоций купаться,
Можно воздух весной, словно пьяный напиток испить,
К ледяному стеклу лбом горячечно-жарким прижаться…
И стихами молчать. Или плакать стихами. И жить!
Пропитавшись, как губка, обрывками звуков случайных,
Излучать, словно фосфор, впитавший восторженный свет.
Повторять день за днем наливание в чашечки чая.
И молиться стихами, тебя охраняя от бед…