Исторический контекст русского символизма презентация

течений в России. По времени формирования и по особенностям мировоззренческой позиции в русском символизме принято выделять два основных этапа. Поэтов, дебютировавших в 1890-е годы, называют «старшими символистами». В 1900-е годы в символизм влились новые силы, существенно обновившие облик течения (А. Блок, А. Белый, В. Иванов и др.). Принятое обозначение «второй волны» символизма — «младосимволизм». «Старших» и «младших» символистов разделял не столько возраст, сколько разница мироощущений и направленность творчества.

Философия и эстетика символизма складывалась под влиянием различных учений — от взглядов античного философа Платона до современных символистам философских систем В. Соловьева, Ф. Ницше, А. Бергсона. Традиционной идее познания мира в искусстве символисты противопоставили идею конструирования мира в процессе творчества. Творчество в понимании символистов — подсознательно-интуитивное созерцание тайных смыслов, доступное лишь художнику-творцу. Более того, рационально передать созерцаемые «тайны» невозможно. По словам крупнейшего среди символистов теоретика Вяч. Иванова, поэзия есть «тайнопись неизреченного». От художника требуется не только сверхрациональная чуткость, но тончайшее владение искусством намека: ценность стихотворной речи — в «недосказанности», «утаенности смысла». Главным средством передать созерцаемые тайные смыслы и призван был символ.

придали поэтическому слову неведомую прежде подвижность и многозначность, научили русскую поэзию открывать в слове дополнительные оттенки и грани смысла. Плодотворными оказались их поиски в сфере поэтической фонетики: мастерами выразительного ассонанса и эффектной аллитерации были К. Бальмонт, В. Брюсов, И. Анненский, А. Блок, А. Белый. Расширились ритмические возможности русского стиха, разнообразнее стала строфика. Однако главная заслуга этого литературного течения связана не с формальными нововведениями.

Символизм пытался создать новую философию культуры, стремился, пройдя мучительный период переоценки ценностей, выработать новое универсальное мировоззрение. Преодолев крайности индивидуализма и субъективизма, символисты на заре нового века по-новому поставили вопрос об общественной роли художника, начали движение к созданию таких форм искусства, переживание которых могло бы вновь объединить людей. При внешних проявлениях элитарности и формализма символизм сумел на практике наполнить работу с художественной формой новой содержательностью и, главное, сделать искусство более личностным, персоналистичным.

выпускает сборник Символы и пишет лекцию О причинах упадка и новых течениях в современной литературе. В 1893 В.Брюсов и А.Митропольский (Ланг) готовят сборник Русские символисты, в котором В.Брюсов выступает от лица еще не существующего в России направления – символизма. Подобная мистификация отвечала творческим амбициям Брюсова стать не просто выдающимся поэтом, а основателем целой литературной школой. Свою задачу как «вождя» Брюсов видел в том, чтобы «создать поэзию, чуждую жизни, воплотить построения, которые жизнь дать не может». Жизнь – лишь «материал», медленный и вялый процесс существования, который поэт-символист должен претворить в «трепет без конца». Все в жизни – лишь средство для ярко-певучих стихов, – формулировал Брюсов принцип самоуглубленной, возвышающейся над простым земным существованием поэзии. Брюсов стал мэтром, учителем, возглавившим новое движение. На роль идеолога «старших символистов» выдвинулся Д.Мережковский.

книге О причинах упадка и новых течениях современной русской литературы. «Куда бы мы ни уходили, как бы мы не прятались за плотину научной критики, всем существом мы чувствуем близость тайны, близость Океана», – писал Мережковский. Общие для теоретиков символизма размышления о крушении рационализма и веры – двух столпов европейской цивилизации, Мережковский дополнял суждениями об упадке современной литературы, отказавшейся от «древнего, вечного, никогда не умиравшего идеализма» и отдавшей предпочтение натурализму Золя. Возродить литературу может лишь порыв к неведомому, запредельному, к «святыням, которых нет». Давая объективную оценку состоянию литературных дел в России и Европе, Мережковский называл предпосылки победы новых литературных течений: тематическую «изношенность» реалистической литературы, ее отклонение от «идеального», несоответствие порубежному мироощущению. Символ, в трактовке Мережковского, выливается из глубин духа художника. Здесь же Мережковский определял три главных элемента нового искусства: мистическое содержание, символы и расширение художественной впечатлительности.

К.Бальмонта Элементарные слова о символической поэзии. Реализм изживает себя, сознание реалистов не идет дальше рамок земной жизни, «реалисты схвачены, как прибоем, конкретной жизнью», в то время, как в искусстве все ощутимей становится потребность в более утонченных способах выражения чувств и мыслей. Этой потребности отвечает поэзия символистов. В статье Бальмонта обозначались основные черты символической поэзии: особый язык, богатый интонациями, способность возбуждать в душе сложное настроение. «Символизм – могучая сила, стремящаяся угадать новые сочетания мыслей, красок и звуков и нередко угадывающая их с особой убедительностью», – настаивал Бальмонт.

взгляд на интуицию как посредника в постижении и изображении мира.
Разработка звукописи как особого поэтического приема.
Мистическое постижение мира.
Поэтика многоплановости содержания (иносказание, намеки).
Религиозные искания («свободное религиозное чувство»).
Отрицание реализма.

нерукотворный, К нему не заростет народная тропа, Вознесся выше он главою непокорной Александрийского столпа. Нет, весь я не умру — душа в заветной лире Мой прах переживет и тленья убежит — И славен буду я, доколь в подлунном мире Жив будет хоть один пиит. Слух обо мне пройдет по всей Руси великой, 10 И назовет меня всяк сущий в ней язык, И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой Тунгуз, и друг степей калмык. И долго буду тем любезен я народу, Что чувства добрые я лирой пробуждал, Что в мой жестокой век восславил я Свободу И милость к падшим призывал. Веленью божию, о муза, будь послушна, Обиды не страшась, не требуя венца, Хвалу и клевету приемли равнодушно, И не оспоривай глупца.

смерти, как бы подведя итог своей поэтической деятельности, А.С.Пушкин пишет "Памятник". По своей теме и построению оно близко к одноименному стихотворению Державина, который в свою очередь взял в качестве образца оду древнегреческого поэта Горация.
Пушкин говорит о своём историческом бессмертии и пророчески предсказывает будущую широкую известность своей поэзии среди всех народов России.
Четвёртая строфа - оценка поэтом идейного смысла своего творчества. Пушкин утверждает, что право на признание и любовь народа он заслужил, во-первых, высокой человечностью своего творчества ("чавства добрые я лирой пробуждал"), во-вторых, своей борьбой за свободу ("в ... жестокий век восславил я Свободу").
Пушкин выражает надежду, что потомство поймет и оценит его, что его будут ценить и за то, что его поэзия мобилизирует в читателях лучшие чквства, и за передовой характер его творчества: в молодости он писал революционные стихи, а в годы общественной реакции добивался смягчения участи и освобождения осуждённых декабристов ("и милость к падшим призывал").
Стихотворение написано в жанре оды. По интонации "Памятник" представляет собой торжественную речь народного поэта - гражданина, утверждающего своё право на историческое бессмертие.

— его вам не свалить! Распад певучих слов в грядущем невозможен, — Я есмь и вечно должен быть.
И станов всех бойцы, и люди разных вкусов, В каморке бедняка, и во дворце царя, Ликуя, назовут меня — Валерий Брюсов, О друге с дружбой говоря.
В сады Украины, в шум и яркий сон столицы, К преддверьям Индии, на берег Иртыша, — Повсюду долетят горящие страницы, В которых спит моя душа.
За многих думал я, за всех знал муки страсти, Но станет ясно всем, что эта песнь — о них, И, у далеких грез в неодолимой власти, Прославят гордо каждый стих.
И в новых звуках зов проникнет за пределы Печальной родины, и немец, и француз Покорно повторят мой стих осиротелый, Подарок благосклонных Муз.
Что слава наших дней? — случайная забава! Что клевета друзей? — презрение хулам! Венчай мое чело, иных столетий Слава, Вводя меня в всемирный храм.

отсылает сразу к двум великим одноименным произведениям русской литературы. Из двадцатого столетия поэт общается с Державиным и Пушкиным. Кроме того, поэт оглядывается на древнеримского гения Горация, беря эпиграф из его XXX оды.
Пушкина Валерий Яковлевич воспринимал в качестве некоего символа, эстетического образца. Перу Брюсова принадлежат теоретические работы, посвященные его творчеству. У него есть опыт «дописывания» некоторых стихотворений Александра Сергеевича. Естественно, Валерий Яковлевич не мог пройти мимо «Памятника» — одного из программных пушкинских произведений. Ключевое различие между двумя текстами заключается в разности восприятия вопросов бессмертия и грядущей славы. Пушкин предполагает, что останется в веках, благодаря творчеству, способному оказывать нравственное воздействие на людские души, сеять добро. Брюсову гораздо важнее непосредственно литературные заслуги

наследников. Пушкин и его современники-поэты не знали, что Плетнев назовет их пору «золотым веком», Толстой и Достоевский не представляли, что можно поставить в один ряд столь разное творчество и столь разных авторов. Это благодарные потомки отдали должное.

С «серебряным веком» сложнее: так определил собственную эпоху Иванов-Разумник, причем терминология носила у него явный уничижительный характер – в сравнении с золотым веком он говорил о деградации поэзии и слабости новых авторов. Другие философы, Бердяев, к примеру, считали это время периодом культурного ренессанса, русского литературного возрождения.

В чем разница между серебряным и золотым веком? В первую очередь стоит иметь в виду, что смена столетий – всегда время переломное. Начало XX века сопровождалось становлением и развитием революционного движения, поэтому ощущение близкого краха Российской империи пропорционально усиливалось. Технический прогресс набрал небывалую скорость, развитие науки и промышленности вызвало экономический подъем и кризис веры. В литературе (и искусстве в целом) произошла своего рода переоценка ценностей: поэт-гражданин уступил место поэту-человеку.