Архитектура и дизайн XX векаКонструктивизм В.Е. Татлин презентация

Удомля Тверской обл.

транспорта приходят в резкое противоречие с не соответствующей новым требованиям планировкой старых городов, с их узкими извилистыми улицами.

вверх, в небо, а человек получит возможность летать, точно птица. Одним из таких художников был Владимир Евграфович Татлин.

В.Е. Татлин (1885-1953)

с нечистой, никакого цвета кожей. Все на лице некрасиво: маленькие глазки под белесыми ресницами, над ними невыразительные обесцвеченные брови – издали будто их нет, нос большой – трудно описать его бесформенность, бесцветные губы и волосы, которые падают прямыми прядями на лоб, похож на альбиноса. Движения нарочито неуклюжие, как бывает у борцов, а на самом деле он ловок и легок в движениях.
(Валентина Ходасевич, художник)

все широкое и дает возможность для любых движений. Отбывал воинскую повинность на флоте – привык к открытой шее. Руки большие, не холеные, ловкие и всегда очень чистые. Говорит баритональным басом, как-то вразвалку, с ленцой, задушевно-проникновенно поет, аккомпанируя себе на бандуре, которую сам сделал.

внимание, и уши развесишь. Он понимает это и «нажимает», и вы уже в его власти (если он заинтересован в этом), он вам уже нравится, и вы понимаете, что это совершенно особый человек. Я думала: влюбиться в него нельзя, но также и не полюбить его по-товарищески – невозможно.

Он ответил, что в Пензенском художественном училище.
– Очень надоело рисовать натурщиков, стоящих на «одной цыпочке» и держащих в поднятой руке кусочек сахара, а профессор требует оттушевки сахара до полной иллюзии. Оттушевывать удавалось, но как-то позорно глупо казалось этим заниматься, – со вздохом и грустной полуулыбкой сказал он.

народного искусства, ее повезут в Берлин, ищут живых экспонатов, нужен бандурист, хорошо бы – слепец. Очень захотелось за границу. Поехал с бандурой в Петербург на выставку к княгине. Сказал: могу петь и слепцом быть. Просили показать. Изобразил. Понравилось. Договорились по пять рублей в день. Проезд ихний. Вызовут, когда ехать. Вернулся в Москву. Шью украинские шаровары и репетирую слепца. Страшновато и неловко, но думаю: с закрытыми глазами – выдержу. Вот и поехал. У выставки, и у меня в частности, большой успех. 

привез несколько своих «контррельефов» и, сдав их, появился у нас. Вскоре и в Москве в Салоне Михайловой должна была открыться выставка. Я собиралась везти туда свои живописные работы. Татлину же, как выяснилось, нечего было на ней выставить. Он мрачно сказал мне об этом и спросил, не можем ли мы его приютить на несколько дней – за это время он сделает несколько вещей. Я рада была помочь другу. 

Татлин. Контррельеф

для начала пилу… Я возьму заднюю ногу рояля… вместо нее мы что-нибудь пока подставим. Ногу я распилю, и всего-то мне, вероятно, понадобится немногим более половины объема – остаток можно будет завтра приладить на место… Вот это будет вещь! Ни у кого даже похожего не будет! У меня как бы предчувствие было, что вы мне поможете!

Во время ужина Володя был мрачен. Потом прошел в мастерскую и стал странно ходить вокруг стоящего там большого концертного рояля. Похлопывая и поглаживая, подлезал под него и с особым вниманием рассматривал ноги рояля – массивные, черные, полированные ноги. Час был поздний, Андрей Романович лег спать. Татлину я постелила на тахте в мастерской и собралась тоже идти на покой. Вдруг Володя как бы очнулся и громким голосом сказал:

мыслей я не сразу нашлась, что сказать. Зная, что Татлин бешено обидчив, говорю:





– Я не могу разрешить отпилить ногу – рояль принадлежит брату Андрея Романовича и только временно находится у нас (это действительно было так), давайте ложиться спать.
Чего только я не услышала в ответ – обидного, несправедливого! Бедный Татлин трясся от волнения. Внезапно в мастерскую вошел проснувшийся от шума Андрей Романович, и это отрезвляюще подействовало на Володю. Как всякий неврастеник, он сразу успокоился, даже как-то скис, и стало его очень жалко. Напоили его валерьянкой, горячим чаем с коньяком и уговорили лечь спать.

Не помню, где это было. В памяти остались несколько залов и комнат.



Полумрак. Кое-где электрические лампы (белые, красные, желтые) подсвечивают какие-то странные предметы, отражаются в стекле, металле, полированных поверхностях экспонатов, вызывая чувство тревоги. Доносится разговор шепотом и приглушенно – шаги. Вдруг во тьме – взрыв хохота… Ощущение – будто попал в какую-то таинственную лабораторию… Татлинские «рельефы» притягивали внимание логикой построения и отличались от других экспонатов своеобразной красотой убедительно решенных задач. 

чтобы привлечь к ней внимание. Корсакова танцевала в школе Дункан, училась у Эйзенштейна и Пудовкина, работала с Маяковским в "Окнах РОСТА", делала декорации для Товстоногова. В 1933-м судьба свела ее с Владимиром Татлиным. В 1953-м он умер у нее на руках. Быть женой гения не всегда завидная участь.

счастье. Родился сын – Володя. Молекула ((домашнее прозвище) забыла про свою установку – остаться матерью-одиночкой, хоть и было ей очень трудно, как, вероятно, бывает всегда, если имеешь дело с ярким талантом.
    Татлин бросался в разные дела. В частности: изучил и пытался усовершенствовать постройку печей, утверждая: «Все дело в дымоходах – нужно так хитроумно их построить, чтобы двумя поленьями отопить огромную кубатуру». Для проверки он разрушил в своей квартире единственную печь, и я, зайдя туда поглядеть младенца, застала страшную картину: пол залит водой – размачивается глина на железном листе; кирпичи аккуратными штабелями сложены у стены и посреди комнаты;

Молекула с новорожденным на руках, укутанная в старый клетчатый плед, сидит на юру, подобрав ноги на перекладины между ножками табурета, и, бледная, продрогшая, с лиловым от холода носиком, глазами все испытавшей Мадонны смотрит с любовью на двух Володей.




Я нагнулась ее поцеловать и почувствовала, что она дрожит мелкой дрожью, а ребеночек, бледный, ничтожный, – спит. Я разозлилась, растерялась и только что собралась наброситься на Татлина, как Молекула сказала тихо: «Вот видите, как у нас будет хорошо и тепло!» Поняв, что нарушать это «счастье» и не нужно, и бесполезно, – я сослалась на срочные дела и, еле дослушав восторженное объяснение Татлина, что теперь он будет лучшим печником в мире, ушла. На лестнице расплакалась.

я отправилась к ним. Застала мрачную картину. Почти что ни зги не видно. Татлин на корточках на полу заканчивает печку. Холодно, сыро. Спрашиваю, где Молекула.
    – У керосинки, ребенок спит, – будем обедать, и вы располагайтесь с нами.
    Спрашиваю: почему тьма? Зачем фанерой закрыты оба окна? Ведь день и светит солнце.
    Татлин вскакивает, перемазанный глиной:
    – Напротив этих окон, в этом же этаже, через двор живет негодяй Малевич и подсматривает, что я делаю – сам-то ничего придумать не может! Вот я и загородился…

Мы решили перетащить Молекулу к себе (мы уже переехали в дом Салтыковой на Марсовом поле). Она не сразу, но сдалась. Татлин не протестовал. К тому времени он отошел от живописи. Им всецело владели мысли о конструировании, на благо человечества, самых разнообразных предметов: одежда, прозодежда, обувь и т. д.

от евклидовой. Вслед за Хлебниковым он словно говорил: «Пусть Лобачевского кривые покроют города» – и он не только видел в своем воображении такие города, он пытался их проектировать.

вещественным воплощением этого. Двадцатипятиметровый макет памятника представлял четырехсотметровое здание в натуре. Здесь воплотился Татлин целиком, со всей широтой его дарования – скульптор, архитектор, художник. Быть может, художник прежде всего. Легкость конструкции, ее ажурность находились в полном соответствии с новыми материалами, из которых должно было быть построено это уникальное сооружение. Двумя спиралями наклонно возносилось оно к небу. 

в год куб, где предполагалось разместить зал конгрессов Третьего Интернационала, куда должны были съезжаться делегаты со всего мира, изо всех стран. На куб была поставлена пирамида, она совершала один оборот в месяц, в ней предполагалось устроить залы заседаний для правительственных органов. Дальше ввысь уходила цилиндрическая фигура. Здесь размещались информационные службы. Цилиндр вращался со скоростью одного оборота в сутки. Вся эта махина из стали и стекла венчалась небольшой сферой. 

конструкцию простые геометрические тела — куб, пирамида, цилиндр и полусфера — вращаются вокруг своих осей, и это вращение соотносится с вращением Земли. Башня — символ Великой утопии. Она «пронизана ассоциациями, как петербургский воздух в вьюгу снегом» (В. Шкловский). 

тяги») — символ динамизма. Как и постоянно меняющийся общий вид башни из-за вращения частей. Динамизм призваны были придавать конструкции и «специальные мотоциклы и автомобили одного установленного образца, с маркой памятника», выезжающие и въезжающие в гараж, находящийся в башне, а также электрические подъемники, связывающие объемы. Памятник принципиально — место «наиболее напряженного движения: вас должно механически нести вверх, вниз, увлекать против вашей воли...»

- одна из вершин творчества Владимира Евграфовича Татлина (сделан в 1928-32 годах). Хотя есть свидетельства, что он работал над его идеей многие годы до ее реализации. Летатлин сделан из гнутого дерева, фанеры, пробкового дерева, тканевых бинтов, алюминиевых связок "фюзеляжа" и крыльев, стальных подшипников, кожи (вставка с ремнями для поддержки тела пилота). Должен был быть покрыт парашютным шелком.

мечты человека о полете на мускульной силе, летательный аппарат, который, увы, никогда не летал.

дол снастей Он железною подковой Рукой мертвой завязал. В тайновиденье щипцы. Смотрят, что он показал, Онемевшие слепцы. Так неслыханны и вещи Жестяные кистью вещи.

«Конструктивисты. Опыты для будущего». http://www.youtube.com/watch?v=krG4Ss1gayY
Фото Сайт художников Верхней Масловки и НП «Национальное художественное наследие «ИЗОФОНД» http://www.maslovka.org/modules.php?name=Content&pa=showpage&pid=131